Неоспоримая - Елена Тодорова

– Это что преступление? – прорвалось первое возмущение.

Аравин внимательно следил за ее реакцией. Намеренно долго задержал взгляд на крупных зеленых глазах. Зрачки нормальные, поведение адекватное для подобной ситуации. Но что-то же было не так! Зачем-то она соврала.

Неподалеку заорала чужая сигнализация, и девчонка повернула голову в сторону этого звука.

– Стася, – обратился он к ней по имени, требуя всецелого внимания, – я имею довольно хорошее представление, что такое гимнастика. В восемнадцать лет не начинают…

Их взгляды снова скрестились. Его настойчиво-глубокий и ее нерешительно-колеблющий. Отчетливо видел момент, когда она сдалась. Взмахнула ресницами, прикрывая глаза, и тут же снова распахнула. Заглянула в душу как-то по-особенному доверчиво.

– Хорошо. Я тебе все расскажу. Только обещай, что не будешь кричать, – попросила она.

Смена ее поведения нисколько не удивила Егора, и он с готовностью кивнул, тем самым выражая свое согласие.

– Я действительно была на тренировке. Но я никогда не ходила на художественную гимнастику, – вынужденная пауза для того, чтобы перевести дыхание и, наконец, разгадка: – Я занимаюсь в секции по боксу.

Кажется, что тишина вокруг них стала осязаемой. Даже игривый ветер притих. Затаился, давая возможность Егору осмыслить сказанное.

Он не верил. Он не хотел верить в это. Он не мог поверить! Внимательно всматривался в ее лицо, видел в ее глазах надежду на поддержку и все равно не верил. В голове не укладывалось просто. Почему? Зачем? Хрупкая девчонка в громоздких боксерских перчатках. Никогда этого не понимал.

Возмущенное недоумение оттеснило все на задний план. Даже вспыхнувшее чувство облегчения.

– Пи*дец! И что это за вы*бон? – выдохнул ровно, лишь глаза обжигающе полыхнули недовольством.

Стася густо покраснела. Нет, эти слова не новы для нее. От отца-то и не такое слышала. Да и сама периодически ругалась как сапожник. Хотя старалась бороться с этим. Не нравилось. Грязные слова никого не красят. Но сейчас румянец вызван не смущением, а обидой. Не ожидала от Аравина такой реакции.

– Я спрашиваю, какого *** ты туда поперла? – настойчиво и громко спросил он. – Ты девчонка! Девчонка должна оставаться девчонкой. Нормальные девушки кулаками не машут! Такие девицы никому не нравятся.

Стаська сделалась буквально пунцовой. Но не знала, что ему отвечать. Стыдно так было, что хотелось просто провалиться сквозь землю и никогда не возвращаться. Обида, унижение, разочарование в один момент захлестнули всю ее сущность. Едва живая стояла перед ним.

Мир ее наивных фантазий грубо разрушили. Никогда он не поймет ее. Никогда они не будут ближе! Не стоило и пытаться. Только дурой себя выставила.

– Это что за пи*дец вообще?

– Ты обещал не кричать, – срывающимся голосом буркнула Стася, не скрывая обиду. Готова была расплакаться. Голос дрожал от волнения.

– Я и не кричу, – также резко ответил Аравин. – Я громко выражаюсь.

Стася отвернулась, чувствуя, что сейчас заплачет. Сквозь пелену уставилась на горящие огни вечернего города. Пыталась справиться с собой. Но ком в горле не отпускал. Давил безжалостно и болезненно.

– Ты ничего не понимаешь, – не удержавшись, сказала она, уже не обращая внимания на дрожь в голосе. Плевать! На все плевать уже! – Такой же, как все! Безразличный! Зацикленный на своем… – хотела сказать «горе», побоялась, так и оставила фразу оборванной и продолжила: – Не стремишься увидеть, что вокруг тебя есть еще что-то. Или кто-то!

Аравин зло выдохнул на этот сопливый монолог. Ненавидел подобные разговоры. Ненавидел чрезмерную эмоциональность в людях.

Схватив ее за руку, чуть выше локтя, развернул к себе. Уперся взглядом прямо в испуганные глазища девчонки. Увидел застывшие слезы. Но виду не подал.

– Если хочешь что-то сказать, имей смелость говорить в лицо.

Влажная зелень остро светила упреком и обидой.

– Нет, я не такой как все. Потому что я не позволю себе врать! Хочешь – плачь. Истеки слезами. Изрыдайся! Но это была твоя последняя тренировка, – твердо и жестко сказал Егор.

Словно дождавшись разрешения, горячие ручьи заструились по ее щекам. Сердце в его груди протестующе сжалось и заныло. Но Аравин мастерски запихнул эти переживания поглубже, не давая слабину перед вздумавшем встать на дыбы сердцем. Сознательно давно этого не приходилось делать, но сноровка осталась. Встретил ее отчаянно-несчастный взгляд холодно и безразлично.

– Ты лично скажешь бабе Шуре, что лгала. И, если еще посмеешь врать нам, последует более серьезное наказание.

– Какое? – буквально крича, спросила она, ощутимо всхлипывая. – Дашь мне ремня? – губы искривились в надрывном плаче.

– Вполне возможно, – сухо ответил Егор.

И хотя он так и не сорвался на крик, эта стальная сдержанность показался Стасе куда обиднее. Больно резала по чувствам нещадными ударами.

«Лучше бы ты орал, Аравин!» – подумала она.

Но вслух сказала другое: